Как помогает психоанализ
В настоящее время изложение принципов психоаналитического метода не представляет труда. Исторически эти принципы развились из требований психоаналитической практики. Любое обогащение метода позволяло получить новые данные, которые снова использовались в целях улучшения метода. Сегодня можно обосновать метод, объясняя его теоретические истоки. В действительности теория не предшествовала методу, скорее она строилась с его помощью.
Основное правило психоанализа
Динамическая психология (психоанализ) ставит задачу реконструировать из данных манифестаций (речь пациента, сны, симптомы, неречевой материал) констелляцию сил, продуцирующих эти манифестации. Изменение картипы манифестаций обусловлено их динамичной основой, состоящей из побуждений, стремящихся к разрядке и тормозящих сил, оказывающих сопротивление. Начальные усилия психоаналитика направлены на уменьшение препятствий, мешающих более прямому выражению побуждений. Психоналитик пытается достигнуть своей цели, придерживаясь так называемого «основного правила».
Пациенту предлагается требование без всякой критики говорить все, что приходит ему в голову. Чтобы понять значение этого правила, нам следует вспомнить, каким образом человек действует в повседневной жизни, когда не следует данному правилу.
Его действия или высказывания определяются следующими факторами:
а) внешними стимулами, на которые он реагирует;
б) физическим состоянием, зависящим от внутренней стимуляции и обусловливающим реагирование на внешние стимулы;
в) умозрительными целями, т. е. мыслями о намерениях и высказываниях, заставляющими подавлять все остальное;
г) дериватами отвергнутых побуждений, которые ищут разрядки.
Психоаналитик хочет разобраться в последней группе детерминант и в этих целях старается насколько возможно исключить первые три группы, чтобы последняя группа стала более узнаваемой. Внешние стимулы во время психоаналитического сеанса редуцируются до минимума и остаются относительно постоянными.
В период зарождения психоанализа Фрейд просил пациентов закрывать глаза в целях исключения зрительного восприятия. Впоследствии, однако, оказалось,что изоляция психоаналитической процедуры от «видимой реальности» приносит пациенту больше вреда, чем пользы. Необычное физическое состояние, вызванное болью, голодом, реальной угрозой, создает препятствие плодотворным ассоциациям, поскольку вуалирует продуцирование дериватов. Пациент обычно видел сны только о пище, и анализ не продвигался. Оказалось, что он и в самом деле недостаточно сыт. После того, как пациент нашел работу, «оральные» сны исчезли, и анализ проходил успешно.
Избавление от третьего беспокоящего фактора, сознательных целей эго, главный пункт основного правила. Когда умозрительные цели эго, носящие избирательный характер, исключаются, всплывает материал, детерминированный в основном побуждениями индивида, стремящимися к разрядке. Аналитик старается, чтобы пациент научился элиминировать умозрительные цели и не отбирал высказывания. Фактически, пациент вообще не должен проявлять активности, его единственная задача не препятствовать выражению возникающих побуждений.
«Рассказывать все» намного труднее, чем кажется. Даже тот, кто пытается добросовестно придерживаться основного правила, не способен рассказать многие вещи, потому что считает их маловажными, глупыми, неправдоподобными и т. д. Многие люди никогда не научаются применять основное правило, поскольку у них слишком велик страх утраты самоконтроля, и перед тем, как что-то выразить, они всегда проявляют взвешенность. Поэтому бессознательному не просто добиться выражения при обычной попытке подчиниться основному правилу. Регулирование, конечно, элиминирует тысячи умозрительных целей повседневной жизни, но не может элиминировать все контрсилы эго.
Даже если было бы возможно полностью устранить целенаправленное мышление и сконцентрироваться на том, что спонтанно приходит на ум, все равно разрядка не произошла бы в чистом виде. Самое сильное и глубинное сопротивление бессознательным инстинктивным позывам, возникшее в детстве, нельзя устранить путем договоренности рассказывать обо всем. В итоге высказывания пациента, подчинившегося правилу, не просто отражают бессознательное, которое теперь становится сознательным.
Скорее, имеет место борьба между определенными бессознательными побуждениями (проявляющимися более отчетливо, чем в обыденной беседе) и определенным сопротивлением эго, которое тоже бессознательно для субъекта или выступает для него только в искаженном виде. В высказываниях пациентов узнается стратегия такого подхода к тому, что может «реально обозначаться».
Интерпретация
Что же тогда делает психоаналитик?
Во-первых, он помогает пациенту по возможности уменьшить сопротивление. Хотя применяются различные способы, но в сущности аналитик обращает внимание пациента на сопротивление, которое тот либо не осознает, либо недостаточно осознает.
Во-вторых, зная, что высказывания пациента в действительности являются намеками на другие вещи, психоаналитик пытается дедуцировать материал, скрытый за намеками, и сообщить эту информацию пациенту. Когда дистанция между намеками и предметом намеков сокращается до минимума, аналитик помогает пациенту подобрать слова, чтобы выразить переживания, всплывшие наружу, и тем самым облегчить их осознание.
Процедура дедукции материала, который подразумевает пациент, и сообщение ему результата называется интерпретацией. Поскольку под интерпретацией имеется в виду помощь в наименовании чего-то бессознательного в момент его стремления прорваться в сознание, эффективные интерпретации должны предлагаться в специфическом пункте, где сконцентрировано внимание пациента.
Реальные инстинктивные побуждения детства, шокирующего свойства, настолько далеки от возможности осознанного переживания, что вначале интерпретации, конечно, относятся к их дериватам. Защитные установки легче понимаются пациентами и поэтому интерпретируются в первую очередь. Возникает вопрос, почему теоретическое знание о сущности неврозов и их механизмах нельзя применить в целях сокращения удручающе длительной процедуры психоанализа.
Если известна основа неврозов, так называемый эдипов комплекс, то почему нельзя добиться излечения, сообщив пациенту информацию о его любви к матери и желании убить отца? Некогда существовала относительно большая школа псевдоанализа, отстаивавшая мнение, что пациента следует «бомбардировать глубинными интерпретациями». Даже психоаналитическая литература содержит утверждения о целительном влиянии на тревожность быстрой «глубинной интерпретации». Усилия такого рода неизбежно остаются безуспешными. Неподготовленный пациент не в состоянии связать сказанное аналитиком со своим эмоциональным опытом.
Подобные интерпретации вообще не отвечают своему названию. Даже простая информация о некоей внутренней силе, препятствующей следованию основному правилу, вынуждает пациента раскрывать в себе нечто, прежде неосознанное. Интерпретация, направляющая внимание к чему-то доселе незамеченному, служит той же цели, что и указания преподавателя гистологии о предмете рассмотрения в микроскопе.
Конечно, не только недостаток опыта отвращает пациента от фиксации своего отношения, существуют и более могущественные мотивы «нежелания знать». Фактически сопротивление разрушается не только посредством интерпретаций, используются также другие средства, побуждающие людей делать неприятное. Психотерапевт пытается убедить пациента в необходимости выполнить неприятное задание, утилизируя его дружеский настрой к себе. Однако, где только возможно, используются интерпретации.
Совпадение слов интерпретатора с возникающими в предсознательном пациента дериватами изменяет динамику конфликта между защитными силами и отвергнутыми побуждениями в пользу побуждений, и появляется терпимость к новым, менее искаженным дериватам. Интерпретации расщепляют эго на наблюдающую и действующую части, и первая составная способна критически оценивать раздражительный характер второй составной. Откуда аналитик может знать, что слова пациента действительно на что-то намекают? Сопротивление искажает высказывания пациента до неузнаваемости. Задача интерпретации и состоите устранении искажений, обусловленных сопротивлением.
Работу по реконструкции часто правомерно сравнивают с трактовкой археологических находок. Такую реконструкцию намного легче продемонстрировать на примерах ошибок, оговорок и сновидений, чем на невротических заболеваниях.
Способы искажения
Существует много способов искажения. Перечислим несколько из них:
1. В ассоциативном процессе пациент пропускает некоторые «звенья». При проверке обнаруживается, что это обусловливается аффектами, специфическими воспоминаниями или вообще системой отношений, ожидаемой в определенных ситуациях. Когда наблюдаются такие пробелы, аналитик знает, что цензура эго воспользовалась своими ножницами.
2. Аффекты, которые некогда были подавлены, выражаются в другой связи. Если некто подавил гнев на своего начальника, он может легко разгневаться на жену. Поэтому, если аналитик наблюдает несоразмерность аффекта данным обстоятельствам, его излишнюю силу или несоответствие качества, он знает, что имеет дело с каким-то дериватом.
3. Обнаруживается не только замещение аффектов; искажения состоят также в замещении одной идеи другой, с ней связанной. Что бы пациент ни выражал, не только словами, но и движениями, отношением, ошибками, это может быть намеком на что-то еще. Бывают разного рола ассоциативные связи. Намеки и то, что имеется в виду, могут обладать общими или сходными свойствами. То, о чем говорится и что подразумевается, могут представлять части одного целого. Пока аналитику неизвестно целое, он не способен догадаться об обозначаемом материале. Чем лучше аналитик знает историю жизни пациента, тем правильнее будут его догадки.
Особенно часто становятся понятными через онтогенетическую обусловленность невротические симптомы. Поскольку бессознательный материал постоянно стремится к выражению, лучший способ обнаружить искомое — это выделить общий фактор в различных высказываниях пациента. Часто взаимосвязь или противоречивость разных утверждений пациента, его слов и жестов, слов и чувств наводит психоаналитика на правильный след. Иногда само отношение пациента к своему опыту должно интерпретироваться в качестве специфичного бессознательного намерения. Следует также отметить, что каждый использует и универсальные символы, служащие искажению значений.
Работа психолога по интерпретации не состоит, конечно, в паузах для оценивания каждого высказывания пациента, когда думается: «Не пропущено ли здесь что-то? Не есть ли замечание пациента лишь фрагмент потока мыслей и не следует ли искать в нем некую онтогенетическую обусловленность? Какова связь высказывания пациента и его слов пять минут назад или вчера? Соответствует или противоречит высказывание пациента выражению его лица? Нельзя ли отыскать сказанное в словаре символов Фрейда? Соизмерим ли аффект пациента с его высказыванием?» Пока аналитик учтет все положения, пациент продвинется далеко вперед.
На самом деле раскрытие того, что пациент действительно имеет в виду, основывается скорее не на сознательном анализе всех возможных искажений, а на выраженной эмиатии к пациенту. Инструмент разрешения этой задачи — собственное бессознательное аналитика. Не отрицает ли это допущение научный характер психоаналитического метода? Каким образом аналитик, опираясь на интуицию, может знать, правильны ли его догадки? Ответы на заданные вопросы на время отложим. Интерпретации, как уже отмечалось, эффективны только при условии их осуществления в момент, когда дистанция между сказанным и обозначаемым пациентом минимальна. Как аналитику узнать, когда следует проводить интерпретации? Он должен постоянно сознавать силу сопротивления, действующего в данный момент.
Виды сопротивления
Сопротивление выражается в разных формах. Все, что отвращает пациента от продуцирования исходящего из бессознательного материала, представляет собой сопротивление. Многообразные виды сопротивления невозможно свести в таблицу. Пациент может прекратить говорение или говорить так много, что его высказывания не позволяют сделать обобщение. Сказанное все дальше и дальше отклоняется от событий, действительно имевших место, широта подменяет глубину.
Если мы обратим на это внимание пациента, он может задать вопрос: «Вы просили меня говорить все, что приходит на ум. Если мои ассоциации распространяются во всех направлениях, не следует ли мне отказаться от основного правила психоанализа?» Ответ прост: «Надо прилагать максимум усилий к соблюдению основного правила». Если ассоциативный ряд пациента не подводит к обобщению, то прежде чем строить догадки, необходимо признать заведомую проблему, а именно понять причину распространения ассоциаций во всех направлениях. Аналитик и пациент должны совместно разобраться в том, почему сопротивление выражается в такой специфичной форме.
Пациент может забывать об определенных вещах, о важнейших событиях предыдущего дня или о чем-то, уже рассмотренном в анализе. Иногда он критикует каждый комментарий аналитика и быстро входит во враждебное или болезненное состояние. Цель психоанализа — продемонстрировать пациенту неблагоприятное воздействие его прошлого опыта на нынешние переживания и реакции, связь настоящего с прошлым. Сопротивление может, следовательно, состоять в говорении пациента только о настоящем и отказе рассматривать прошлое; встречается и противоположное сопротивление, когда пациент сосредоточен только на воспоминаниях детства, но отказывается признать, что воспроизводит их в нынешней жизни.
Цель психоанализа — столкнуть разумное эго пациента с его иррациональными эмоциями. Порой сопротивление принимает форму всегдашней разумности и отказа понимать «логику эмоций»; противоположный вид сопротивления состоит в постоянной эмоциональности без должного отстранения и свободы, которые позволили бы разумно взглянуть на свое состояние. Все эти сопротивления легко узнаваемы. Другие сопротивления действуют более скрыто. Пациент как бы проделывает большую аналитическую работу, продвигается в понимании своих внутренних сил и смысла связей, углубляется в воспоминания детства, но изменений в неврозе не происходит.
Отсутствие прогресса обусловлено действием скрытого сопротивления. Некое отношение пациента, которое само по себе не анализировалось, может аннулировать результат психоанализа. Например, пациент испытывает чувство сомнения: «Все прекрасно, если бы дела обстояли действительно так, но я в этом не уверен».
Иногда пациент понимает, о чем свидетельствуют его ассоциации и интерпретации аналитика, однако знание не оказывает влияния на реальную жизнь. Пациент словно говорит себе: «Все это правильно, но только до тех пор, пока я лежу на кушетке. Или пациент принимает интерпретации аналитика из вежливости, но именно вежливость защищает его от полного оживления инстинктивных конфликтов и, следовательно, должна анализироваться в первую очередь. Существует интеллектуальное сопротивление, когда пациент пытается отвергнуть теоретическую обоснованность психоанализа, вместо того чтобы заняться прояснением собственной психической жизни.
Встречается и противоположное интеллектуальное сопротивление: некоторые пациенты с энтузиазмом поддерживают психоанализ, чтобы избежать его применения к самим себе. Острое сопротивление, направленное против обсуждения особой темы, преодолевается легче, чем «сопротивление характера». Существуют установки, сформировавшиеся некогда в целях поддержания вытеснения, и теперь они демонстрируются на аналитике. Эти установки следует сломить еще до преодоления вытеснения.
Перенос
Воспроизведение в отношениях с аналитиком приобретенных прежде установок всего лишь один пример самой важной категории сопротивлений, обхождение с которыми и составляет суть психоанализа: имеются в виду сопротивления переноса. Понимание содержания бессознательного пациента из его высказываний — простейшая задача психоаналитика. Обхождение с переносом — самая трудная задача. У пациента в процессе психоаналитического лечения возникают сильные аффекты, что вполне естественно. Аффекты могут проявляться в форме тревоги или радости, нетерпимого напряжения или сладостного расслабления. Они принимают также форму специфических чувств к аналитику, сильной любви за помощь или горькой ненависти за принуждение к неприятным переживаниям. Но проблема осложняется, если аффекты пациента противоречат происходящему в психоанализе: например, пациент ненавидит аналитика за помощь или любит за навязанные ограничения.
Проблема еще больше осложняется, если пациент неправильно истолковывает реальную ситуацию и любит или ненавидит аналитика за нечто, по мнению аналитика, несуществующее. Такие неверные трактовки психоаналитической ситуации систематически происходят почти в каждом психоанализе. Фрейд был удивлен, впервые столкнувшись с этим феноменом.
Сегодня открытия Фрейда легко понять теоретически. Аналитическая ситуация индуцирует возникновение дериватов вытесненного материала и одновременно им оказывается сопротивление. Дериваты могут проявляться в качестве совершенно конкретных эмоциональных потребностей, направленных на присутствующего в данный момент индивида. Сопротивление искажает истипные связи. Пациент нередко ошибается в трактовке настоящего из-за отягощенности прошлым и, вместо воспоминаний о прошлом, стремится, не признавая происхождения своих действий, оживить прошлое и пережить его в более удовлетворительной форме, чем в детстве. Он «переносит» прошлые отношения в настоящее. В психоанализе перенос имеет двойственное значение.
В основном его следует учитывать как форму сопротивления. Пациент защищается от вспоминания и обсуждения своих инфантильных конфликтов посредством их оживления. Переносные действия (в силу неправильного выбора объекта и несоответствия ситуации) служат искажению первоначальных связей и поэтому достигаемая разрядка всегда недостаточна. Пациент, ищущий немедленного удовлетворения дериватов ради избежания столкновения с первоначальными побуждениями, пытается облегченным образом заместить вытесненные влечения. С другой стороны, перенос позволяет аналитику непосредственно наблюдать прошлое пациента и тем самым понять происхождение его конфликтов.
В повседневной жизни тоже существуют ситуации переноса. Интерпретация событий в свете прошлого общечеловеческая особенность. Чем в большей мере вытесненные побуждения ищут выражения в дериватах, тем труднее различать настоящее и прошлое и тем сильнее компонент переноса в индивидуальном поведении.
Психоаналитические ситуации способствуют переносу двояким образом.
Во-первых, окружение, на которое происходит реагирование, относительно постоянно, поэтому перенос значительно акцентируется.
Во-вторых, в других ситуациях люди реагируют на слова и действия индивида, провоцируя новые реакции, создавая новую реальность, которая сбивает переносный характер первоначального действия; аналитик, напротив, не провоцирует пациента и отвечает на его аффективные вспышки только предложением, чтобы пациент осознал свое поведение. Таким образом, переносный характер чувств пациента становится яснее.
Реакция аналитика на перенос та же самая, как и на любые отношения пациента: аналитик интерпретирует. Он видит в установках пациента дериват бессознательных побуждений и пытается показать ему истипное положение вещей. Практически интерпретация переноса намного сложнее, чем другие виды интерпретации. Если аналитик поведет себя таким же образом, как вели себя родители пациента, он не сможет помочь ему, поскольку тогда просто повторится произошедшее с пациентом в детстве. Если аналитик поведет себя противоположным образом, он тоже не сможет вылечить пациента, поскольку тогда будет потворствовать желанию пациента оказывать сопротивление.
Поэтому аналитик не должен идти ни тем, ни другим путем. Если аналитик польстился бы на любовь пациента и ответил взаимностью или оскорбился в ответ на ненависть пациента, он не смог бы успешно заниматься интерпретацией. Пациент реагировал бы тогда следующим образом: «Нет, я люблю или ненавижу вас не в силу нереализованных позывов моего прошлого, а потому что вы действительно ведете себя очень мило или отвратительно». Существует несколько причин, в силу которых аналитические институты требуют от всех аналитиков предварительного прохождения психоанализа.
Во-первых, в обучении психоанализу невозможны клинические демонстрации, и, следовательно, будущий аналитик может обучиться аналитической технике только на личном опыте.
Во-вторых, при работе с пациентами собственные вытеснения аналитика неизбежно приводят к игнорированию одних обстоятельств и преувеличенному вниманию к другим, значение событий фальсифицируется. Наиболее важна третья причина. Бесчисленные и разнообразные аффекты, которыми пациенты бомбардируют аналитика, не просто вынести, не давая аффективной реакции. Поэтому бессознательную склонность аналитика выражать нереализованные порывы любви и ненависти, реагируя на перенос контрпереносом, с помощью аналитического тренинга следует свести к минимуму.
Работу по интерпретации в контексте или вне контекста переноса можно описать как обучение пациента непрерывному продуцированию все менее искаженных дериватов. Конечно, это обучение не единичное действие по отреагированию, а скорее длительный процесс проработки, который снова и снова показывает пациенту те же самые конфликты и его привычное поведение, но с других сторон и в новых связях.
Критерии правильной интерпретации
Теперь вернемся к отложенному ранее вопросу о признаках, по которым аналитик судит о правильности своих интерпретаций. Обычное возражение против психоанализа состоит в том, что психоаналитические интерпретации произвольны и аналитик просто проецирует собственные фантазии на пациента. Аналитик, как утверждается, облегчает себе жизнь: если пациент соглашается с интерпретацией, это принимается за доказательство ее обоснованности; если пациент отвергает интерпретацию, это указывает на действие сопротивления, и интерпретация тоже считается обоснованной. Что касается научных доказательств, то, по мнению критиков, их просто не существует.
Какова же реальная ситуация? Действительно, если пациент говорит «да», то такая его реакция служит для аналитика подтверждением правильности предложенной интерпретации, с другой стороны, реакция «нет» при определенных условиях не рассматривается как опровержение. Фрейд правомерно провел аналогию с судебным разбирательством. Признание обвиняемого обычно принимается в качестве доказательства его виновности, хотя в исключительных случаях признание бывает ложным, но отрицание своей вины никоим образом не является доказательством невиновности. Различие между обвиняемым и пациентом, подвергшимся психоанализу, в том, что первый скрывает правду сознательно, а второй — неосознанно. Следовательно, ни «да», ни «нет» в ответ на интерпретацию не является конечным критерием ее обоснованности.
Существенен, скорее, способ выражения согласия или несогласия. Конечно, имеется вариант «нет», представляющий последнюю попытку сохранить отношение, ставшее нетерпимым. Известны различные признаки, которые выдают уязвление пациента, сразу сказавшего «нет», когда на самом деле аналитик привлек его внимание к реально существующей проблеме. Но вообще-то можно считать, что интерпретация, отвергнутая пациентом, неправильна. Это не обязательно означает ее неправильность по содержанию. Например, побуждения, о которых аналитик догадался и сообщил пациенту, фактически имеют место, интерпретация правильна по содержанию, но неверна с динамической и экономической точки зрения, другими словами, в данный момент пациент не готов ее принять и использовать в дальнейшем продвижении.
Иногда пациент говорит «да» из вежливости, пренебрежения, страха за последствия возражений или по другим причинам, тогда как его поведение указывает на несогласие. Таким образом, слова, которыми пациент реагирует на интерпретацию, не всегда играют решающую роль. Давая интерпретацию, аналитик пытается вмешаться в динамику противоборствующих сил, чтобы изменить их баланс в пользу вытесненного материала, стремящегося к разрядке. Степень действительного изменения баланса служит критерием обоснованности интерпретации. Реакции пациента в их целостности и представляют собой ответ аналитику, а не спорадические «да» или «нет», пришедшие пациенту в голову.
Правильная интерпретация изменяет психическую динамику, что проявляется в последующих ассоциациях пациента и во всем его поведении.
Однажды Фрейд сравнил психоанализ с картипкой-загадкой, задача состоит в конструировании целостной картипы из фрагментов. Существует всего лишь одно правильное решение. Пока оно не найдено, можно судить только об изолированных частях, но не о целом. Если правильное решение найдено, оно не вызывает никаких сомнений, так как каждый фрагмент вписывается в единое целое. Окончательное решение обнаруживает связность, в которой каждая прежде непонятная деталь находит свое место. До этого счастливого момента основную роль в определении адекватности аналитической процедуры играют экономике-динамические изменения в состоянии пациента.
